|
|
Н. Ю. Тимолянова
В обширном списке литературы, посвященной проникновению буддизма в Китай и адаптации атрибутов этой религии к новым условиям, лишь вскользь упоминается проблема изменений, произошедших в культе и сущности образа бодхисаттвы Авалокитешвары (кит. Гуаньинь). Обычно информация сводится к простому перечислению его основных функций, несущественно отличающихся от тех, которыми оно первоначально было наделено в Индии. Исключение составляет работа Л. С. Васильева, отмечающего, что примерно с VIII в., приобретя женское обличье (ранее в Китае, как и в Индии, бодхисаттва Авалокитешвара считался мужчиной), Гуаньинь превратилась в богиню-покровительницу женщин и детей, защитницу материнства, подательницу детей [1].
Но и этой информации оказывается недостаточно для формирования целостного образа, оценки его сущности. В данном случае необходимо учесть необыкновенную популярность образа Гуаньинь в Китае и то важное значение, которое он имел в течение многих веков для духовной жизни большинства восточных народов (речь идет о Японии, где культ Каннон (японское имя Гуаньинь) долгое время являлся официальным государственным культом [2], Корее, Тибете и др.).
В настоящее время ученые не располагают какими-либо действительно значимыми материалами по истории культа Гуаньинь, поскольку образ этот — прежде всего порождение простонародного буддизма, так называемой «низовой культуры», которая практически не оставляет о себе достоверных письменных сведений. В то же время в произведениях, относящихся к «высокой» литературе, обычно не содержится точных свидетельств, связанных с простонародными культами [3]. В настоящей статье мы предлагаем хотя бы частично заполнить обозначенный пробел, выявить сущность образа бодхисаттвы Гуаньинь, ее функции и роль в китайской культуре.
Те изменения, которые претерпевает фигура бодхисаттвы Авалокитешвары, могут служить яркой иллюстрацией процесса китаизации буддизма [4]. Прежде всего изменения произошли в имени бодхисаттвы. Первоначальное его звучание Авалокитешвара (авал-а-шивара) интерпретируют по-разному: «Бог, который смотрит вниз»; «Господь, который увидит»; «Господь, которого увидишь»; «Бог взгляда»; «Владыка, взирающий на существа милостиво». В Китае он приобретает новое имя — Гуаньинь (Гуаньшиинь, реже Гуаньцзыцзай), что означает «Внемлющий зову мира» [5].
Еще более значительными оказались изменения, произошедшие непосредственно в существе культа Авалокитешвары. Бодхисаттва, персонифицировавший в Индии милосердие Будды, являвшийся фактически исполнителем его повелений, превратился в Китае в богиню сострадания и добродетели и играл там роль, сопоставимую с ролью Девы Марии в христианских странах. Католические миссионеры потому и использовали образ Гуаньинь в целях распространения христианства в Китае [6]. Гуаньинь являет собой наиболее полное, точное и общее олицетворение института бодхисаттв (пуса), созданного махаяной, которые жертвуют собой для спасения других.
Первоначально Авалокитешвара имел мужской облик, в котором он стал известен и в Китае. Об этом свидетельствуют ранние иконографические изображения бодхисаттвы (нередко с усами [7]) из Дуньхуана VIII-Х вв. в облике брахмана и воителя-цзинькана [8]. Примерно в VIII в. не без влияния «тантризма», происходит превращение Авалокитешвары в ее «китайский эквивалент». Однако, по мнению Л. С. Васильева, женские обличья становятся основными не раньше ХIV в. [9]. Между тем, по мнению китайских исследователей, непосредственное влияние на изменение пола бодхисаттвы оказал даосизм, в первую очередь культ богини Няннян — подательницы детей [10].
О происхождении Гуаньинь в народе сложено немало легенд. В одной из них повествуется о прекрасной принцессе Мяошань (Мяо Чжуань), которая была спасена от гибели буддой Амидой (Амитабхой) и превращена в божество доброты и сострадания, покровительницу всех несчастных, нуждающихся в помощи, т. е. бодхисаттву Гуаньинь [11].
Кроме этих легенд существуют частично сохранившиеся буддийские сяошо. В частности, из сборников «Сюань янь цзы» [Подлинные события] Лю Ицина (403-444), «Мин сян цзи» [Вести из потусторонненго мира] Ван Яня (ок. 450-500) и «Цзин и цзи» [Достопамятные происшествия] Хоу Бо (вторая половина VI в.). Едва ли не каждый четвертый сюжет в них посвящается бодхисаттве Гуаньинь. Эти сюжеты отличаются предельной простотой, крайней незатейливостью [12]. Обычная схема сводится к тому, что в определенной критической ситуации страждущий возносит молитвы Гуаньинь и бодхисаттва дарует ему спасение.
Наиболее частая ситуация — избавление от казни и плена, как, например в следующем отрывке из «Сюаньянь цзи»: военачальник Ли Жу был окружен и попал в плен. Ему грозила неминуемая гибель. Но, взмолившись всем сердцем Гуаньинь, он был чудесным образом выведен из окружения и благополучно добрался домой. О подобных событиях повествует огромное количество других сяошо всех трех указанных сборников: «Счастливое избавление», «Избавление от казни», «Гуаньинь приходит на зов беглеца», «Гуаньинь спасает от погони» — у Лю Ицина; «Гуаньшиинь спасает от плена», «Гуаньшиинь спасает от неминуемой гибели» и др. — у Ван Яня; «Сутра и статуя спасителя всех сущих» — у Хоу Бо.
Следующая часто встречающаяся ситуация — спасение тонущих, как, например, в следующем отрывке из «Мин Сян цзи»: Некий цзиньский Люй Сун спускался вниз по течению вместе со своим отцом по крутой горной реке. День клонился к закату, внезапно поднялся ветер, разразилась буря. Путники решили, что они непременно перевернутся и потонут. Но Люй Сун стал повторять имя Гуаньинь. И в тот самый момент на берегу зажегся огонь. Он светил до тех пор, пока они не вышли из лодки и не сделали с десяток шагов по берегу. Подобным образом Гуаньинь спасла и Сюй Жуна в рассказе «Божественный свет Гуаньшиинь» («Мин сян цзи».) А Луань Сюню Гуаньинь «послала» лодку, на которой он спасся (рассказ Ван Яня «Гуаньшиинь спасает от огня и воды»).
Противоположной воде стихии — огню, также отводится большое место в сюжетах о Гуаньинь. В «Мин сян цзи» идет речь о том, как один шрамана, будучи еще мирянином, как-то шел один по дороге в направлении большого озера. Внезапно налетел свирепый огонь, все вокруг запылало. Бежать было некуда. Тут он обратил сердце к Гуаньинь, и огонь сразу же отступил. Трава, что росла на берегу озера, сгорела до единого стебелька. Не прогорела трава только в том месте, где стоял будущий шрамана. «Тогда он проникся глубочайшим почтением к Великому Закону».
Наконец, функция «дарования сыновей», возобладавшая в позднем «низовом» буддизме также представлена в ранних буддийских сяошо. Так, некий сунский Сунь Даодэ, который чтил Дао, но до 50 лет остававшийся без мужского потомства, по совету буддийского монаха стал исполнять ритуал прочтения сутры «Гуаньшиинь цзи» и ему был ниспослан сын. В качестве просителя здесь фигурирует мужчина, поэтому, вероятно, Гуаньинь благодетельствует также в мужском обличии. Судя по другому отрывку из «Мин сян цзи», где Гуаньинь назван среди великих мужей, т. е. будд и бодхисаттв, можно сделать вывод о том, что в раннем китайском буддизме (по меньшей мере до V в.) феминизация образа еще не произошла.
Итак, в приведенных отрывках полностью подтверждаются те функции (спасение от меча, кандалов, огня, водной стихии и духов, дарование мужского потомства), которыми Гуаньинь наделяется в «Лотосовой сутре» — там, где впервые появляется упоминание о бодхисаттве. Гуаньинь олицетворяет для мирянина реальные блага, исходящие от буддийского вероучения, вряд ли понятного ему в своих философских догматах [13].
Однако если простому человеку достаточно было знать лишь имя сострадательного божества, в крайнем случае незатейливую молитву, то монахи исполняли целую церемонию поклонения Гуаньинь. Богослужение отличалось особой пышностью. Монахи облекались в лучшие одеяния и совершали тщательное омовение. В течение часа до начала службы и часа после нее монахам запрещалось чем-либо заниматься и вступать в разговоры. В это время они обязаны были сосредоточенно обдумывать обеты буддизма. Церемонию открывала процессия монахов, которые подходили к статуе Гуаньинь, украшенной цветами и яркими тканями. На алтарь перед статуей устанавливали курительные свечи и клали приношения (которые никогда не оскудевали). Приблизившись к алтарю, монахи падали ниц, затем читались молитвы и звучали песнопения [14]. Л. С. Васильев приводит примеры некоторых из таких молитв: «Пусть всевидящая и всемогущая Гуаньинь придет к нам на наши молитвы и избавит нас от наших трех зол (т. е. нечистых помыслов, слов и поступков)»; «Слава доброй, сострадательной Гуаньинь! Если бы я был брошен на груду ножей — они не повредили бы мне. Если бы я был брошен в огненное озеро — оно не сожгло бы меня. Если бы я был окружен голодными демонами — они не тронули бы меня. Если бы я был даже превращен в животное — все равно я попал бы на небо. Слава сострадательной Гуаньинь! [15].
Обязательным атрибутом поклонения богине является ее иконографическое изображение. Здесь необходимо отметить, что изображения Гуаньинь в живописи и скульптуре отличаются большим разнообразием. Изначально бодхисаттва имел мужской облик. В VIII-Х вв. Гуаньинь изображалась как в мужской, так и в женской ипостасях в виде духовного лица (брахмана) или воителя (воительницы) с четырьмя (шестью) руками и несколькими (до 13) ликами. Примером раннего изображения Гуаньинь можно считать, по мнению М. Е. Ермакова, словесный портрет бодхисаттвы, данный в одном из сяошо. В нем повествуется о том, как Даоцзюн по прошествии девяти дней из его десятидневного поста Гуаньинь увидел ночью «высокого человека с круглым тюрбаном на голове, штаны и платье из расшитой ткани, в руках длинный меч, обличья чрезвычайного грозного». В этом портрете присутствуют черты, которые были известны по образцам ранней иконографии (круглый тюрбан, расшитые одежды), и атрибут, который отмечался исследователями только в позднейшей иконографии тантрийского толка (длинный меч) [16]. Однако в более поздних изображениях Гуаньинь все чаще изображается в женской ипостаси — в обличии девы или женщины среднего возраста, облаченной в специфическое одеяние, отдаленно напоминающее индийское сари [17].
Часты изображения Гуаньинь с четырьмя, восемью, тысячей рук, одиннадцатью ликами. Обычно она появляется с кувшином, веткой ивы (символ жизни), веревкой (символ спасения от бед), книгой («Праджняпарамита» — символ мудрости), четками (символ Учения), посохом, трезубцем, в юбке из тигровой шкуры (символ бесстрашия).
В некоторых храмовых комплексах Гуаньинь изображается на фоне горы Сумеру с сонмом небесных богов и стоящей на спине гигантской рыбы (символическое воплощение Великого океана, окружающего четыре материка буддийской космографии). Кроме того, известны скульптуры тысячерукой четырехликой Гуаньинь, с изображением глаз на ладони каждой руки, поэтому она видит одновременно всех живых существ, находящихся в беде в бесчисленных мирах Вселенной, и руками спасает их. Свободные от атрибутов руки слагаются в мудры бесстрашия и исполнения желаний. Существует мнение, что каноном предусмотрены и другие, более сложные изображения Гуаньинь, вплоть до 84 000-рукой и 84 000-ликой, но они практически не встречаются. Кроме непосредственного культового искусства, образ Гуаньинь широко представлен в простонародной иконописи (лубок), светской живописи и миниатюрной пластике [18].
Изображенная с распущенными волосами и ребенком на руках Гуаньинь стала покровительницей матерей и детей [19], а для скульпторов средневековья богиня стала еще и идеалом женской красоты [20].
В процессе распространения буддизма в Китае происходила его значительная трансформация. В частности, это проявилось в том, что учение выступало в различных воплощениях по отношению к образованным верхам и крестьянским низам. Буддизм низов (народный) быстро стал своего рода разновидностью китайского даосизма. Многочисленные Будды и бодхисаттвы превращались в обычных богов и святых, приобретая черты и функции даосских божеств [21].
Ярким примером этого процесса является эволюция идеи о «Западном рае» (Сукховати), где обитает великий Амитабха — будда Запада, мифологический «прародитель» Гуаньинь. Эта идея долгое время была очень популярна у китайских буддистов. По словам Л. С. Васильева, «Западный рай» представлялся им чем-то вроде идеального общества (наподобие утопии Тао Юаньмина о персиковом саде, появившейся, видимо, не без влияния этих буддийских идей о рае) [22].
Действительно, эта же идея о «Западном рае», «Западной земле» и обитавших там божествах и бессмертных была одной из известнейших и популярнейших в Китае еще до нашей эры. Из этих божеств наиболее известна Сиванму («Владычица Запада»), которая первоначально считалась богиней Страны мертвых и могла насылать смерть и болезнь. А в средневековом китайском даосском фольклоре Сиванму, проживая на горе Куньлунь, владеет волшебными садами, где растут персики долголетия и бессмертия, созревающие один раз в три тысячи лет. Кроме того, Сиванму стала изображаться как хозяйка рая для бессмертных (сянь). Она и ее муж — повелитель Востока Дунван-гун, хранят списки сянь, повелевают ими, награждают за хорошие деяния и осуждают за плохие. И хотя персик остается символом бессмертия, а сама Сиванму нередко изображается рождающейся из него, с приходом буддизма начинается цениться цветок лотоса, на котором восседают и Будда, и сама Гуаньинь, и теперь уже они призывают бессмертные души в свой «Западный рай» *.
Не менее важным представляется еще один мифологический сюжет, связанный с двумя главными первопредками — Нюй-ва и Фу-си. В погребальном изобразительном искусстве эти божества рисуются в виде супружеской пары, обладающей одинаковой внешностью: антропоморфная верхняя часть туловища, переходящая в змеинообразный низ со сплетенными хвостами. Головы обоих божеств венчают царские (мужская и женская) тиары. В ряде сцен парная композиция дополняется изображениями ребенка (символ брачных отношений Нюй-ва и Фу-си). Обычно эти образы сопровождаются в иконографии такими атрибутами, как угольник и циркуль. На основе выделенных деталей М. Е. Кравцова предполагает, что Нюй-ва и Фу-си воплощали женское и мужское начала мира и олицетворяли вечный круговорот жизни, властителей загробного мира и божеств созидателей, поддерживающих космический порядок [23]. В связи с этим возможно говорить о преемственности культов. Единство мужского и женского, покровительство семейно-брачным отношениям — не раз повторявшиеся черты образа Гуаньинь-Авалокитешвары. Причем как в первом случае преобладающее место занимает женское божество, так и в интересующем нас образе четко проявляется уже не раз упоминавшаяся окончательная утрата Авалокитешварой его мужских характеристик **.
Интересно сопоставить образы буддийской богини милосердия Гуаньинь и даосской богини Няннян, покровительницы рождения, подательницы детей. По мнению некоторых специалистов, культ Няннян был создан для того, чтобы противостоять культу Гуаньинь, но фактически он со временем слился с последним в рамках системы народного синкретизма [25]. Однако, по утверждению Ма Шутянь, именно наличие богини Няннян в даосском учении оказало решающее значение на трансформацию образа и некоторых функций Гуаньинь.
Няннян — это также общее наименование в даосском пантеоне древних народных культов богинь-покровительниц плодородия и сыновей. Для простых китайских женщин, основных почитательниц Гуаньинь и Няннян, разница между данными божествами уже не существовала, так что поклонение им шло в одних и тех же храмах и чаще всего объединялось под общей эгидой Гуаньинь, что еще больше способствовало популярности именно ее культа [26] ***
Как конкретные божества-покровители богини няннян выступали в разных провинциях под разными именами и ассоциировались с различными реально существовавшими личностями-прототипами. Приведем пример поклонения одной из таких богинь, который использует Л. С. Васильев. В провинции Фуцзянь в позднем средневековье наиболее популярным был официально признанный культ обожествленной Линь Шуйнай, которой молились о ниспослании детей, легких родов и т. п. В храмы богини по существовавшему в Китае обычаю приходили бесплодные или еще не успевшие родить женщины, с тем чтобы взять у алтаря Линь Шуйнай детский башмачок, служивший талисманом и залогом исполнения желаемого. После рождения ребенка, особенно сына, на алтарь возвращалось несколько таких башмачков, так что талисманы божества никогда не иссякали. Верховной главой всех этих даосских божеств няннян считалась Сун-цзы няннян.
Однако среди них была богиня Шуйму, которая по характеру и поступкам не только не соответствовала всем остальным няннян, она напротив противоречила им, что иногда перерастало в открытые противостояния даже с Гуаньинь. По одной из легенд, однажды эта зловредная Шуйму вызвала катастрофический разлив вод озера Хунцзэ и погружение на его дно г. Сычжоу в провинции Аньхуэй (1574 г.). Катастрофа вызвала возмущение Юйхуана шанди, который потребовал схватить виновницу зла. Коварная богиня долгое время водила посланцев Нефритового императора за нос, пока по их просьбе в дело ее поимки не включилась Гуаньинь. Она приготовила много вермишели и, воспользовавшись тем, что Шуйму набегалась и проголодалась, сумела накормить ее этим блюдом. Как только богиня проглотила половину тянущейся лапши, та превратилась в ее желудке в металлическую цепь. Затем посланец Юйхуана схватил другой конец цепи и, потащив за собой виновную богиню, бросил ее в глубокий колодец в горном ущелье, где она прибывает поныне: когда воды в колодце мало, на дне якобы можно увидеть конец цепи [28].
Таким образом, налицо явное перенесение устоявшихся функций мифологических и даосских божеств на образы новых, еще малознакомых буддийских. Речь идет прежде всего о функции даровать мужское потомство, а также защищать от разных несчастий, будь то внезапная тяжелая болезнь, природный катаклизм или какое-либо другое непредвиденное происшествие.
В результате проведенного анализа материала мы приходим к выводу о том, что образ Гуаньинь является прежде всего порождением простонародных верований. Для китайского крестьянина, чуждого глубоких философских догматов буддийского учения, гораздо ближе был милосердный покровитель, который откликается на простой зов его имени или обращение к нему с несложной молитвой.
Превращение же бодхисаттвы в богиню с ярко выраженными женскими чертами было изначально предопределено социальными, культурными условиями и связанно, предположительно, с образами богини-подательницы детей Няннян. Возможно также определенное влияние на формирование представлений о Гуаньинь оказали образы даосской богини Сиванму, и кроме того, Нюй-ва и Фу-си. Этот процесс начался уже в VIII-X вв.
Популярность Гуаньинь в Китае очень велика. Об этом свидетельствует множество храмов, алтарей, икон и статуй, перед которыми происходят пышные церемонии, никогда не оскудевают приношения паломниц и т. д. Л. С. Васильев отмечает, что эта богиня по почитанию фактически оттеснила на второй план не только буддийских будд, бодхисаттв и святых, но и всех остальных божеств китайского пантеона****. Таким образом, трансформацию, произошедшую в ее образе, можно рассматривать как пример уникальной самобытности китайского общества, которая сохраняется в условиях неизбежных внешних заимствований.
|
Сноски
* Лотос в этих случаях используется как вместилище для транспортировки души [23].^
** Нюй Ва сотворила людей из лессовых глин, починила небосвод, поврежденный в результате космической битвы между богами огня и воды. Она же является «культурным героем», спасшим людей от хтонических чудовищ (гигантского Черного Дракона) и научившим делать их запруды; она покровительствует браку, обучив людей искусству любви и семейным отношениям (на юге древнего Китая в царстве Чу существовал культ Нюй-ва как богини брака).^
*** Например, Сунцзы няннян («государыня, приносящая сыновей») — богиня-чадоподательница, храмы которой назывались в просторечье нянняншао; Яньгуан няннян («государыня божественного зрения»), охраняющая младенцев от глазных болезней, Чуйшэн няннян — «матушка, ускоряющая роды», и т. п. [27].^
**** Л. С. Васильев приводит любопытную динамику популярности различных буддийских образов: в VI-VII вв. в дотанском Китае великий Будда по почитанию стоял на первом месте (в храмовом комплексе Лунмэнь ему посвящены 43 надписи, Майтрее — 35, остальным еще меньше). С эпохи Тан картина изменилась: 94 надписи посвящено Будде, 222 — Амитабе, а Гуаньинь — 197, причем Гуаньинь восходила к семье Амитабы [29].^
|
|
Литература
1. Васильев Л. С. Культы, религии, традиции в Китае. М., 2001. С. 330.^
2. Светлов Г. Е. Колыбель японской цивилизации. М, 1999. С. 203.^
3. Ермаков М. Е. Ранние упоминания об Авалокитешваре в китайской литературе // Общество и государство в Китае: Тез. докл. М., 1987. Ч. 1. С. 84.^
4. Введение в буддизм / Ред.-сост. В. И. Рудой. СПб., 1999. С. 308.^
5. Ермаков М. Е. Ранние упоминания… С. 84-85.^
6. Религии Китая: Справочник-путеводитель. М., 1960. С. 308.^
7. Васильев Л. С. Культы… С. 332.^
8. Сидихменов В. Я. Китай: страницы прошлого. Смоленск, 2000. С. 203.^
9. Васильев Л. С. Культы… С. 322.^
10. Ма Шутянь Чжунго фоцзяо чжу шэнь [Все божества китайского буддизма]. С. 132-133.^
11. Сидихменов В. Я. Китай… С. 204.^
12. Религия Китая: Хрестоматия / Ред.-сост. Е. А. Торчинов. СПб., 2001. С. 406.^
13. Ермаков М. Е. Ранние упоминания… С. 88.^
14. Сидихменов В. Я. Китай… С. 205.^
15. Васильев Л. С. Культы… С. 332.^
16. Ермаков М. Е. Ранние упоминания… С. 90.^
17. Кравцова М. История культуры Китая. СПб., 1999. С. 276.^
18. Ермаков М. Е. Ранние упоминания… С. 277.^
19. Сидихменов В. Я. Китай… С. 203.^
20. Малявин В. В. Китайская цивилизация. М., 2001. С. 465.^
21. Васильев Л. С. История религий Востока. М., 1999. С. 328-329.^
22. Васильев Л. С. Культы… С. 318.^
23. Там же. С. 412.^
24. Кравцова М. История… С. 160-161.^
25. Васильев Л. С. Культы… С. 403.^
26. Там же. С. 412.^
27. Мифы народов мира. М., 1988. Т. 2. С. 233.^
28. Васильев Л. С. Культы… С. 405-406.^
29. Там же. С. 332.^
Научные руководители — доц. С. А. Комиссаров,
ст. преп. Ю. А. Азаренко.
|
|
