|
|
Т. А. Крыловецкая
История Новосибирского научного центра неизменно вызывает повышенное внимание историков. Однако при этом в существующей литературе в большей мере отражено его становление и развитие как научно-организационной структуры, как научного сообщества [1];. В гораздо меньшей степени изучена социально-политическая история научного центра. Академгородок как определенная система социальных и властных отношений [2], — эта тема, безусловно, заслуживает фундаментального исторического изучения, но в настоящее время в данном направлении сделаны лишь первые шаги [3].
Значительные возможности для исследования социально-политической истории Академгородка дает изучение ряда сложных, «нештатных» ситуаций 1960-1970-х гг. (скажем, событий 1968 г., связанных с фестивалем «бардов» и «письмом 46-ти»). Будучи определенными значимыми вехами в истории общественной жизни, подобного рода ситуации идеологического конфликта вместе с тем ярко обнажали «структуры повседневности». Они позволяют рельефно проследить особенности властных отношений, взаимодействие научной и партийной иерархии, особенности менталитета научного сообщества и т. д.
Предметом данной статьи являются события, развернувшиеся в новосибирском Академгородке в 1979 г. Они были инициированы тем, что в начале указанного года в Новосибирский обком КПСС и другие партийные инстанции поступила обширная записка «О проблеме создания культурно-научного центра в развитие идей Н. К. и Е. И. Рерих» [4]. Ее подписали А. Н. Дмитриев (кандидат физико-математических наук, заведующий лабораторией Института геологии и геофизики СО АН СССР), И. А. Калинин (инженер-наладчик Строительно-монтажного управления № 70), Ю. М. Ключников (редактор Сибирского отделения издательства «Наука»), П. П. Лабецкий (художник Института истории, филологии и философии СО АН СССР), Ю. Г. Марченко (кандидат исторических наук, научный сотрудник Института истории, филологии и философии СО АН СССР), В. И. Новожилова (инженер Института теоретической физики
СО АН СССР).
Данный эпизод до настоящего времени не нашел соответствующего отражения в научной литературе и документальных публикациях по истории Новосибирска и Академгородка, хотя отдельные упоминания о нем имеются [5].
Источником для написания статьи послужили преимущественно документы партийного делопроизводства — материалы партийных бюро и партийных собраний соответствующих учреждений, документы Советского райкома и Новосибирского горкома КПСС. Разумеется, они дают весьма неполную и тенденциозную версию рассматриваемых событий, тем более что в фондах Государственного архива Новосибирской области, содержащих эти материалы, имеются необъяснимые лакуны. Яркий пример — отсутствие в фонде партийной организации Сибирского отделения издательства «Наука» (ф. П-1424) протокола партийного собрания от 21 августа 1980 г. — одного из ключевых документов по «делу» Ю. М. Ключникова.
Переходя к содержательному анализу рассматриваемой ситуации, следует прежде всего принять во внимание соответствующий исторический контекст. Как известно, в конце брежневского периода общественно-политическая и идеологическая жизнь нашей страны характеризовалась «застойными тенденциями», носила преимущественно формализованный и официозный характер.
«Диссидентское» движение к этому времени было практически подавлено, какие-либо активные проявления нонконформизма, свободомыслия были весьма редкими. Все это в полной мере относилось и к новосибирскому Академгородку, общественный облик которого к этому времени весьма заметно изменился в сравнении с периодом максимальной политической активности научной интеллигенции, пик которой пришелся на 1968 г.
Не удивительно, что инициатива новосибирских энтузиастов учения Н. К. Рериха («Живой этики») стала своего рода уникальным эпизодом общественно-политической жизни конца 1970-х гг. — не только на региональном, но и на российском уровне.
Говоря о содержании упоминавшейся Записки, следует отметить, что оно в немалой степени выходило за рамки ее основной темы. В сущности здесь были сформулированы определенные идеи духовного обновления страны на базе синтеза марксизма и «Живой этики». Характерно, что авторы рассматриваемого документа выступали с позиций защиты социализма и советского строя.
Здесь не место рассматривать вопрос о теоретической и практической состоятельности Записки, — с нашей точки зрения она представляет интерес прежде всего как одно из немногих проявлений общественно-политической активности того периода.
Весьма показательна реакция на эту инициативу со стороны официальных инстанций разного уровня: после появления Записки в Академгородке прошла серия различных разбирательств, где ее основные авторы подверглись тем или иным санкциям.
Наиболее обширный комплекс материалов отражает действия партийных инстанций различного уровня в отношении членов КПСС Ю. Г. Марченко и особенно Ю. М. Ключникова. Что касается фактического лидера группы авторов Записки, А. Н. Дмитриева, то разбору его действий посвящено меньшее количество документов, так как он не был членом партии.
Основное разбирательство по «делу» А. Н. Дмитриева состоялось на заседании партийного бюро Института геологии и геофизики СО АН СССР 28 февраля 1979 г. Выступивший на нем секретарь партийного бюро сообщил, что деятельность А. Н. Дмитриева начала рассматриваться после того, как в ноябре 1978 г. в ходе бракоразводного процесса одного из сотрудников лаборатории № 151 выяснилось, что А. Н. Дмитриев «создал какую-то группу, типа секты, которая собирается на квартире Дмитриева на какие-то семинарские занятия, которые проходят в основном в ночное время». Для выяснения характера деятельности этой группы была создана специальная комиссия.
По информации секретаря партбюро, комиссия установила, что план научно-производственной работы лаборатории выполняется, в ней хорошо работает научный семинар, но о деятельности группы комиссия не смогла выяснить суть дела до конца из-за того, что «Дмитриев отказался что-либо рассказать, мотивируя свой отказ тем, что группа якобы занимается секретными научными исследованиями особой важности. Представитель из районного Управления КГБ подтвердил наличие таких работ и не советовал привлекать внимание к этому вопросу».
Далее секретарь партбюро информировал, что в это же время в обком КПСС и редакцию газеты «Правда» поступило письмо от тестя упоминавшегося разведенного сотрудника лаборатории, в котором отмечались те же факты: Дмитриев организовал какую-то полурелигиозную группу, которая собирается на его квартире и часто в ночное время. В этой группе большинство разведенных, а сам Дмитриев имеет две жены. Дальнейшее рассмотрение этого вопроса партийным бюро и дирекцией Института выявило группу, в которую вошли не только сотрудники лаборатории № 151 Института, но и сотрудники других организаций Сибирского отделения и города. Идеологическая сущность группы была оформлена в записке «О культурно-научном центре им. Рерихов», содержащей пропаганду немарксистской идеалистической философии [6].
В ходе последующего обсуждения все члены партийного бюро осудили действия руководителя лаборатории № 151. Тон обсуждения задал директор Института академик А. А. Трофимук. Он, в частности, отметил: «Группа не была зарегистрирована, собиралась на квартире Дмитриева. Для ознакомления со стилем семинарских занятий этой группы Дмитриев предоставил мне магнитофонную запись одной беседы. Выступление Дмитриева на этом семинаре и весь стиль беседы похожи больше на проповедь, а не на семинар. Сложилось впечатление, что эта так называемая инициативная группа скорее похожа на секту. В магнитофонной записи и записке „О культурно-научном центре им. Рерихов“ есть значительное отклонение в сторону теософии, есть попытки уточнить, развить марксизм-ленинизм путем подключения к нему учения „Живой этики“. Таким образом, группа под руководством Дмитриева способствовала проникновению идеалистической буржуазной идеологии. Деятельность этой группы сказалась на их морально-бытовом облике. Большая часть членов группы, в том числе и Дмитриев, имеет неблагополучие в семейной жизни.
Необходимо строго спросить с А. Н. Дмитриева за его идейное заблуждение, за деятельность по созданию группы-секты, за семейные непорядки.
Во всех предыдущих беседах мы убеждали и разъясняли Дмитриеву ошибочность его позиций, предлагали ему отказаться от идеалистической деятельности, наладить семейные отношения, прекратить порочную практику нарушения субординации и обращения сразу в вышестоящие инстанции через голову дирекции, местных партийных и государственных органов. В настоящее время наши претензии и предложения такие же. Ошибаться свойственно каждому, но выходить из игры надо без оговорок. Вы пытаетесь оставить себе лазейку для продолжения деятельности своей группы. В действительности всю эту деятельность надо прекратить» [7].
Ряд выступавших в прениях членов партийного бюро предлагал принять в отношении заведующего лабораторией № 151 «не только моральные, но и административные меры» [8].
На этом фоне в известной мере примирительно прозвучало заключительное выступление А. А. Трофимука: «Дмитриев злоупотреблял своими служебными обязанностями и вовлек в кружок сотрудников своей лаборатории… не последовал нашим советам и не отрегулировал свои семейные дела. Теперь важно, чтобы он осознал свои ошибки, честно их признал, прекратил свою идеалистическую деятельность и работу группы. Мы желаем, чтобы Дмитриев искренне и честно признал свои ошибки, что вся эта деятельность будет прекращена» [9].
По итогам рассматриваемого обсуждения было принято решение партийного бюро, где отмечалось, что руководитель лаборатории № 151 организовал группу «Живой этики», которая имела идеалистическую идеологическую направленность, занималась в основном изучением философского наследия Н. К. и Е. И. Рерихов, провозгласив эту систему взглядов своим философским мировоззрением. А. Н. Дмитриев «вовлек в эту группу сотрудников возглавляемой им лаборатории… злоупотребив тем самым своим служебным положением… проводил нерегламентированные планами научно-исследовательских работ эксперименты по парапсихологии и биоволновым измерениям». Далее отмечалось, что «членами группы была составлена записка „О проблеме создания культурно-научного центра в развитие идей Н. К. и Е. И. Рерих“, в которой авторы, прикрываясь именем Рерихов, сформулировали идеологическую платформу группы, идущую вразрез с философией диалектического материализма». Наконец, было подчеркнуто, что «имеются отклонения от нормальной семейной жизни и распад семей у пяти сотрудников лаборатории».
В соответствии с этим партийное бюро постановило «Осудить создание группы по изучению так называемой „Живой этики“, рекомендовать… прекратить деятельность этой группы, стоящей на немарксистских идеалистических позициях». Помимо прочего партийное бюро рекомендовало дирекции Института «рассмотреть вопрос о целесообразности продолжения работ, проводимых… в лаборатории логико-математических методов обработки геологической информации по парапсихологии и биоволновым процессам, не стоящих в планах научных исследований института» [10].
Указанное решение партийного бюро Института геологии и геофизики было рассмотрено и одобрено на заседании бюро Советского райкома КПСС 13 марта 1979 г. [11].
Продолжение рассматриваемых событий прослеживается в ряде последующих документов партийного делопроизводства, в частности в отчетном докладе партийного бюро на отчетно-выборном собрании партийной организации Института геологии и геофизики СО АН СССР 24 октября 1979 г. Помимо повторения ранее прозвучавших критических оценок, здесь было сообщено, что руководитель лаборатории № 151 снят со своей должности [12].
Из числа авторов Записки И. А. Калинин был единственным, действия которого разбирались за пределами Академгородка — в соответствии с местом его производственной деятельности. 6 марта 1979 г. бюро Дзержинского райкома КПСС рассмотрело его персональное дело. В его решении по этому поводу, в частности, указывалось: «Подписавшись под данной Запиской, Калинин И. А. тем самым заявил об отходе от марксизма-ленинизма, что не совместимо с пребыванием в рядах Коммунистической партии. Поэтому партийная организация треста „Химэлектромонтаж“ справедливо исключила его из членов КПСС. Однако после обсуждения поступка Калинина в партийной организации и неоднократных личных бесед с ним коммунистов он написал заявление на имя райкома КПСС, в котором признает идеологические отклонения записки от марксизма-ленинизма, а также заявляет, что безотлагательно возьмется за глубокое изучение философских произведений Маркса, Энгельса, Ленина и просит оставить его в партии». В связи с этим бюро райкома решило ограничиться вынесением И. А. Калинину строгого выговора с занесением в учетную карточку [13].
Наиболее длительное разбирательство выпало на долю Ю. М. Ключникова ввиду особого упорства этого члена КПСС в отстаивании своих неортодоксальных воззрений.
Первое из серии этих мероприятий, заседание партийного бюро Сибирского отделения издательства «Наука», имело место 8 февраля 1979 г. Как и в Институте геологии, члены партбюро издательства единодушно осудили соавтора Записки. Помимо указаний на несоответствие положений Записки марксизму-ленинизму, приводился еще ряд аргументов. В частности, секретарь партбюро заявил, что «данный факт является проявлением идеологической диверсии со стороны империализма и сионизма — в частности» [14].
В результате члены партбюро единогласно проголосовали за исключение Ю. М. Ключникова из партии «за нарушение Устава КПСС, выразившееся в отходе от марксизма-ленинизма, за кружковщину и непризнание допущенных ошибок». Вторым пунктом постановления бюро записало: «Предложить дирекции рассмотреть вопрос о возможности использования т. Ключникова на работе в издательстве в должности редактора общественно-политической литературы» [15]. В переводе с бюрократического языка это означало рекомендацию об увольнении Ю. М. Ключникова с должности редактора.
Дальнейшее обсуждение персонального дела Ю. М. Ключникова развернулось на партийном собрании издательства 22 февраля того же года. Все его участники активно осуждали своего коллегу за отступления от марксистской идеологии. Кроме того, указывались недостатки в его работе в качестве редактора (недисциплинированность, невнимательность при редактировании текстов). Было вынесено два предложения — об исключении из партии и о вынесении строгого выговора с занесением в учетную карточку, однако ни одно из этих решений при голосовании не набрало достаточного количества голосов.
Далее в ходе данного мероприятия имела место весьма необычная ситуация: собрание было прервано и члены партбюро удалились на свое заседание. Секретарь партбюро объявил: «Сложилась обстановка такая на собрании, что большинства при голосовании об исключении Ю. М. Ключникова из рядов КПСС, как это решило наше бюро, мы не соберем. Предлагается изменить формулировку решения бюро и объявить т. Ключникову Ю. М. строгий выговор с занесением в учетную карточку за отклонение от требований Программы и Устава КПСС по идеологическим вопросам» [16]. После того как четверо из шести членов бюро поддержало этот вариант, партийное собрание было продолжено и утвердило новое предложение партийного бюро.
Возможно, в таком повороте событий сказались и другие факторы. Некоторые основания для этого дает выступление одного из членов парторганизации издательства на последующем партийном собрании 25 октября 1979 г. Он заявил, что его «возмутило» поведение секретаря партбюро на собрании по «делу» Ю. М. Ключникова: «15 минут он говорил об исключении, потом на него „надавил райком“, и он стал говорить по-другому» [17].
Оценивая правдоподобность такого обвинения, нельзя исключить, что партийные органы не стремились к обострению идеологического конфликта, можно сказать, занимали примиренческую позицию. Как показывает ранее приведенный пример с И. А. Калининым, в случае «раскаяния» вполне можно было ограничиться относительно мягким наказанием. Помимо прочего, такая позиция партийных органов, видимо, диктовалась нежеланием «выносить сор из избы», создавать у вышестоящих инстанций впечатление о неудовлетворительной идеологической ситуации на подведомственной им территории.
Дальнейший ход событий по «делу» Ю. М. Ключникова выглядел следующим образом. В июне 1980 г. он подал заявление о снятии взыскания. О последующем можно судить по решению бюро Советского райкома КПСС от 23 сентября 1980 г.: «Первичная партийная организация Сибирского отделения издательства „Наука“ решением от 21.08.80 просила райком партии снять с т. Ключникова Ю. М. строгий выговор с занесением в учетную карточку… Партийная комиссия решила поддержать просьбу партийной организации, но на бюро райкома выяснилось, что т. Ключников Ю. М. до конца правильных выводов не сделал, по отдельным вопросам по-прежнему придерживается идеалистических взглядов, противоречащих принципов марксистско-ленинской философии». В связи с этим бюро райкома решило: «В просьбе партийной организации о снятии взыскания с т. Ключникова Ю. М. отказать. Указать партийной организации Сибирского отделения издательства „Наука“ на формальный подход при рассмотрении персонального дела Ключникова Ю. М.» [18].
Прошел еще почти год и опальный редактор вновь попытался снять с себя партийное взыскание. О том, к чему это привело, можно судить по протоколу заседания бюро Советского райкома КПСС от 1 декабря 1981 г. Там отмечалось: «В связи с тем что Ключников Ю. М. не сделал для себя должных выводов, его идейные воззрения остались такими же, в снятии партийного взыскания ему было отказано. Более того, было предложено рассмотреть вопрос на общем собрании о пребывании Ключникова Ю. М. в рядах КПСС, учитывая, что Ключников Ю. М. за время с марта 1979 г., данное ему для обдумывания своего отношения к марксистко-ленинской идеологии, не изменил своих взглядов в отношении теории „Живой этики“, а также философских положений Н. К. Рериха, Е. Блаватской, по-прежнему придерживается идеалистических взглядов, противоречащих принципам марксистско-ленинской философии. Увлечение „Живой этикой“ и другими произведениями „восточной мудрости“ не могло не сказаться отрицательно на производственной деятельности Ключникова Ю. М. За последнее время т. Ключников Ю. М. стал пренебрежительно относиться к работе… При рассмотрении персонального дела на бюро и партийном собрании т. Ключников Ю. М. вел себя нетактично, грубил и допускал оскорбления в адрес коммунистов… Партийное собрание решило исключить т. Ключникова Ю. М. из членов КПСС» [19].
Бюро райкома утвердило это решение, вскоре после чего Ю. М. Ключников был уволен со своей скромной должности редактора. Однако далее дело приняло неожиданный оборот, что вновь подтверждает ранее высказанное предположение о неоднозначной позиции различных партийных инстанций, их нежелании чрезмерно обострять идеологический конфликт.
Этот энтузиаст «Живой этики» обратился с апелляцией в Новосибирский горком КПСС, которая и была рассмотрена на заседании бюро горкома 11 января 1982 г. В решении данного партийного органа были повторены все ранее высказанные обвинения, в том числе в «нетактичном поведении». В качестве наиболее нетерпимого примера последнего сообщалось, что Ю. М. Ключников «на вопрос члена бюро Советского райкома КПСС, доктора наук, ныне члена-корреспондента Академии наук СССР т. Накорякова ответил оскорблением, назвал его „научным мракобесом“».
Однако после всех этих обвинений бюро горкома постановило: «Принимая во внимание заявление т. Ключникова Ю. М. на бюро горкома об осуждении своего неправильного поведения и заверения, что он твердо стоит на марксистско-ленинских позициях, а также учитывая его обещание впредь трудиться добросовестно и активно выполнять партийные обязанности, во изменение постановления бюро Советского райкома КПСС от 1 декабря 1981 г. восстановить Ключникова Ю. М. членом КПСС с сентября 1959 г., указав ему на неправильное, нетактичное поведение в партийной организации и на бюро райкома КПСС» [20].
В какой-то мере по сходному сценарию проходило также весьма затянувшееся разбирательство персонального дела Ю. Г. Марченко. В феврале 1979 г. на партийном собрании Института истории, филологии и философии ему был объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку [21].
Через год с небольшим на партийном собрании Института в мае 1980 г. рассматривался вопрос о снятии этого взыскания. Следует отметить, что к тому времени Ю. Г. Марченко был уволен из Института (за невыполнение плана научной работы) и к моменту собрания был безработным. Созданная для рассмотрения этого вопроса комиссия под председательством доктора философских наук В. В. Целищева высказалась против снятия выговора. В ходе собрания большинство его участников также были настроены весьма негативно.
Из всех участников собрания за снятие взыскания высказался только доктор философских наук В. И. Бойко, который сказал: «У Марченко Ю. Г. нет махрового идеализма, есть заблуждения. Вношу предложение снять партийное взыскание».
Казалось, дело было предрешено, и тут вдруг неожиданно подал голос директор Института академик А. П. Окладников. Он сказал: «Проблема сложная, человеческая, решить ее не просто. Марченко получил свое за невыполнение плана — он не работает в Институте. Он мог бы нас обмануть, но он не скрыл колебания, свои сомнения. Он старался решить проблему, марксист ли он? Это делает честь ему как человеку — готовность идти на жертву ради идеи, даже если она неправильна.
Поиск в этом направлении не есть зло. В самом процессе размышления о сложности человеческой природы есть много привлекательного. За честное признание ошибок, за порядочность его обвинять нельзя. Я считаю, что лучше не подталкивать человека в пропасть, не обрывать его связи с партией, а помочь ему исправиться. Задача партбюро и парторганизации — способствовать просвещению Ю. Г. Марченко. Нужно дать ему возможность творческой работы в школе, в университете, техникуме и т. д. Хорошо, что комиссия нашла мужество решить вопрос не однозначно. Решается судьба человека и очень важно решить ее правильно». В ходе состоявшегося после этого голосования было принято решение о снятии взыскания (41 голос против 13) [22].
Таким образом, рассмотренные материалы оставляют неоднозначное впечатление о повседневной общественной жизни Новосибирского научного центра в конце «застойного периода». Бесспорно, особенности профессиональной деятельности, уровень образования и квалификации научного сообщества определяли его общественную активность. Широкий кругозор, разнообразные общественные интересы делали ученых Академгородка одной из наиболее активных общественных групп.
Вместе с тем рассматриваемые документы позволяют проследить определенные тенденции консерватизма, характерные как для советского общества того периода в целом, так и на «микроуровне».
|
Литература
1. См., например: Артемов Е. Т. Формирование и развитие сети научных учреждений АН СССР в Сибири. 1944-1980 гг. Новосибирск, 1990; Водичев Е. Г. Путь на восток: формирование и развитие научного потенциала Сибири. Новосибирск, 1994.^
2. Общую постановку этих проблем см.: Дорошенко В. и др. Новосибирский научный центр: есть ли стратегическая альтернатива? / В. Дорошенко, И. Коршевер, В. Матизен // Отечественные записки. 2002. № 7. С. 259-272.^
3. Одна из первых работ, содержащих значительный материал об общественно-политической истории Академгородка: Борзенков А. Г. Молодежь и политика: возможности и пределы студенческой самодеятельности на востоке России (1961-1991 гг.). Новосибирск, 2002. Ч. 1-2.^
4. Данный документ опубликован в: Аникина О. Е. Под небом Уймона. Очерки истории строительства музея Н. К. Рериха. Новосибирск, 2002. С. 189-206.^
5. См.: Ключников Ю. М. Белый остров. М., 2000. С. 6, 594; Новониколаевская губерния — Новосибирская область. 1921-2000. Хроника: Документы. Новосибирск, 2001. С. 257.^
6. ГАНО. Ф. П-5430. Оп. 1. Д. 21. Л. 14-15.^
7. Там же. Л. 16.^
8. Там же. 21.^
9. Там же. Л. 23.^
10. Там же. Л. 25-26.^
11. Там же. Ф. П-269. Оп. 18. Д. 3. Л. 35.^
12. Там же. Ф. П-5430. Оп. 1. Д. 21. Л. 225.^
13. Там же. Ф. П-44. Оп. 23. Д. 4. Л. 126.^
14. Там же. Ф. П-1424. Оп. 1. Д. 26. Л. 113.^
15. Там же. Л. 115-116.^
16. Там же. Л. 118.^
17. Там же. Л. 61.^
18. Там же. Ф. П-269. Оп. 18. Д. 16. Л. 45^
19. Там же. Оп. 22. Д. 10. Л. 33-34.^
20. Там же. Ф. П-22. Оп. 40. Д. 10. Л. 15-17.^
21. Там же. Ф. П-5415. Оп. 1. Д. 41. Л. 33.^
22. Там же. Д. 42. Л. 64.^
Научный руководитель — д-р ист. наук, проф. И. С. Кузнецов.
|
|
